Февральский переворот. Захват Императорского поезда. 1/14 марта 1917года. Дно-Псков

Пётр Мультатули

14.03.2010 г.

 

Рано утром 1-го марта 1917 года собственный императорский поезд продолжал своё следование на станцию Бологое. Здесь надо сказать о двух странностях этого дня. Во время следования от Малой Вишеры до Пскова, по свидетельствам лиц свиты, Государь ни разу не выходил на станциях прогуляться по перрону, и Государь не отправил ни одного письма и ни одной телеграммы императрице Александре Феодоровне в Царское Село. (Правда, новгородский краевед Леонид Кириллов нашёл в какой-то газете за 1917 год рассказ очевидца, что якобы император Николай II в Старой Руссе выходил из вагона и молился в привокзальной часовне, но этот факт не подтверждается никакими другими свидетельствами).

Следует отметить, что и то другое было совершенно необычно для царя. Как известно Николай II очень любил пешие прогулки и всегда, когда была хоть малейшая возможность, их совершал. О том, что император ежедневно, иногда несколько раз в день, отправлял письма и телеграммы императрице, говорить не приходится.

Между тем, именно 1-го марта вокруг Императора Николая II образуется полная информационная блокада. Вплоть до 4-го марта Россия ничего не будет знать о своём императоре, довольствуясь лишь слухами. 4-го марта страна узнает об отречении царя от престола, и только 5-го марта Государю позволят позвонить императрице в Царское Село. Что чувствовал, о чём думал изолированный от внешнего мира Государь в эти страшные мартовские дни, что пытался предпринять – нам не известно. Можно только не сомневаться, что всё это время Император Николай II, окружённый изменниками, продолжал вести с ними неравную борьбу.

Члены царской свиты, достаточно подробно описывающие обстоятельства этой последней поездки царя, день 1-го марта быстро проскальзывают. Между тем, этот день был весьма важным.

В 9 часов утра императорский поезд прибыл в Бологое. «Здесь, – пишет генерал Спиридович, – он едва не попал в руки революционного правительства, о чём никто не подозревал. В Бологом, чтобы продолжить движение на Псков, поезд должен был перейти с Николаевской дороги на Виндаво-Рыбинскую и сменить паровозы. О прибытии Государя со станции кто-то дал знать в Петроград в министерство Бубликову. Бубликов сообщил Родзянко и запросил: как поступить с императорским поездом? Родзянко приказал: царский поезд задержать, Государю передать телеграмму от Родзянко с просьбой дать ему аудиенцию, приготовить для его поездки в Бологое поезд».[1]

Насколько эти воспоминания Спиридовича точны, мы можем понять, если вспомним приводимые выше воспоминания Шидловского. Как мы помним, решение о поездке Родзянко в Бологое было принято поздно ночью 28-го февраля – 1-го марта, а не в 9 часов утра, ни о какой телеграмме речь не шла, а цель Родзянко была просьба об аудиенции, а отречение царя и его арест. Ю. В. Ломоносов в своих воспоминаниях пишет, что Родзянко телеграмму царю в Бологое отправил. «Телеграмма эта, – утверждает Ломоносов, – была передана под моим личным наблюдением в царский поезд под расписку Воейкова, но ответа не последовало».[2]

Однако этой телеграммы нет в архивных документах и существование её сомнительно.

Как мы знаем, Родзянко в Бологое не поехал. По многим воспоминаниям, пока он готовился к поездке, императорский поезд вдруг отправился по Виндавской железной дороге через Дно на Псков. Принято считать, что инициатива этого отправления исходила из поезда Литера А. Но мы уверены, что маршрут императорских поездов контролировался уже заговорщиками и осуществлялся перешедшим на их сторону железнодорожным начальством. А потому, поезд сам отправиться на станцию Дно не мог. В связи с этим, представляется, что внезапная отправка литерных поездов явилась результатом внутрипартийной борьбы Родзянко и Совета. Но об этом чуть ниже.

Внезапное отправление императорских поездов вызвало крайнее беспокойство Бубликова и Ломоносова. Они потребовали от железнодорожников немедленно задержать литерные поезда любой ценой. В 11 часов утра Бубликов отправил начальнику Виндавской железной дороги телеграмму: «По распоряжению Исполнительного комитета Государственной Думы благоволите немедленно отправить со станции Дно в направление на Бологое два товарных поезда, следом друг за другом и занять ими какой-либо разъезд восточнее станции Дно и сделать физически невозможным движение каких бы то ни было поездов в направлении от Бологое в Дно. За неисполнение или недостаточно срочное исполнение настоящего предписания будете отвечать как за измену перед Отечеством. Комиссар Исполнительного Комитета Государственной Думы, член Гос. Думы Бубликов».[3]

Здесь стоит задуматься. Почему Бубликов вдруг стал так нервничать? Скорее всего, недовольство Бубликова было вызвано не тем, что императорский поезд ушёл, а в том, что он ушёл именно в Дно, куда Родзянко перенёс свою встречу с царём. Бубликов, который контролировал только Николаевскую железную дорогу до Бологого включительно, опасался, что поезда будут отправлены Родзянко дальше на Псков. Между тем, как Бубликов думал, что арестованный и ещё лучше отрёкшийся от престола Царь будет доставлен в Царское Село.

В Пскове железные дороги контролировались главнокомандующим Северного фронта генерал-адъютантом Рузским. Это было в интересах Родзянко, но не в интересах Бубликова и его руководителей. Поэтому императорский поезд должен был быть задержан любой ценой в Дно.

Между тем, в Пскове ещё до прибытия императорских поездов в Бологое, знали, что цель их маршрута – Псков. Это видно из уже упомянутого нами разговора по прямому проводу между полковниками Барминым и Карамышевым. Полковник Карамышев говорит Бармину, что «литерные через Бологое идут к нам». Напомним, что разговор этот состоялся в 12 часов 30 минут.[4]

Днём императорский поезд прошёл Старую Руссу, на вокзале которой, по свидетельству Дубенского, собралась огромная толпа. Около привокзальной часовни стояла группа монахинь. Толпа при виде поезда, снимала шапки и кланялась. Настроение, по словам Дубенского, было «глубоко сочувственное царю, поезд которого только что прошёл Руссу, и я сам слышал, как монахини говорили: «Слава Богу, удалось, хотя в окошко увидать Батюшку-Царя, а то ведь некоторые никогда не видали его».

Всюду господствовал полный порядок и оживление. Местной полиции, кроме двух-трёх урядников, станционных жандармов, исправника, никого и не было на станции. Я не знаю, было ли уже известно всему народу о создании «временного правительства», но железнодорожная администрация из телеграммы Бубликова, должна была знать о переменах и распоряжениях Государственной Думы, там не менее всё было по-прежнему, и внимание к поезду особого назначения полное». [5]

Эти свидетельства Дубенского весьма сомнительны. Во-первых, они не подкрепляются другими свидетельствами. Мордвинов, например, пишет только, что «в Старой Руссе текла обычная мирная жизнь». Воейков вообще ничего об этом не сообщает.

Во-вторых, нам известно, что железнодорожная телеграфная связь была отключена и, по словам Мордвинова «о непосредственном движении императорского поезда предупреждались только соседние станции». Откуда же на станции успела собраться «огромная толпа?».

Дворцовый комендант Воейков пишет, что в Старой Руссе, «где поезд имел остановку, так как паровоз брал воду, мне удалось по аппарату получить сведения, что генерал-адъютант Иванов, только в это утро, то есть в среду, прошёл станцию Дно. Это известие, доложенное мною Государю, произвело на него неприятное впечатление; Его Величество спросил меня: «Отчего он так тихо едет?» Тот же вопрос задавался и лицами свиты».[6]

Однако «лица свиты» в своих воспоминаниях ни слова не пишут о беспокойстве в связи с рейдом генерала Иванова. «В течение дня, – пишет Мордвинов, – получилось благоприятное известие, что генерал Иванов со своим эшелоном благополучно, без задержки проследовал через Дно и должен быть уже в Царском Селе».[7]

В Старой Руссе, по словам Мордвинова, стало известно, что «мост по Виндавской дороге якобы испорчен, или ненадёжен и было решено двигаться на Псков».

Эта история про мост явный вымысел. Мосты, как известно, стратегические объекты и их охрана является первоочередной задачей особенно во время войны. Если мост был бы действительно неисправен, или ненадёжен, и это являлось бы причиной задержки литерных поездов, то такая информация стала бы заранее известна военным, и она обязательно нашла бы подтверждение в их телеграммах тех дней. Очевидно, что история про неисправный мост нужна была для того, чтобы объяснить следование императорских поездов не на Вырицу и Царское Село, а на Псков.

Из Старой Руссы Воейков послал шифрованную телеграмму генерал-адъютанту Алексееву: «Ст. Русса. 1 марта 1917. Его Величество следует через Дно-Псков. Прошу распорядиться о беспрепятственном проезде. Дворцовый комендант Воейков».[8]

Это обращение Воейкова к Алексееву весьма показательное. Заметим, Дворцовый комендант обращается не главнокомандующему войсками Северного фронта генералу Н. В. Рузскому, что было бы вполне логично, а к начальнику штаба Ставки. Кстати, в сборнике «Отречение Николая II» сделана, конечно «случайная» ошибка именно в этом ключе: название телеграммы идёт, как «Телеграмма дворцового коменданта Воейкова генералу Рузскому».[9]

Но по имеющимся документам официального ответа Алексеева на эту телеграмму не было. В разговоре по прямому проводу между полковником Барминым и Карамышевым, который состоялся, напомним, в 12 часов 10 минут, проходит следующая информация: «Б.[армин]: Где сейчас литерные поезда? К.[арамышев]: Литерный А вышел в 11 45 из Старой Руссы, и в тоже время литера Б из Полы. Б.: Они следуют в Псков? К.: Да, да в Псков. Б.: Имеете наряд? И от кого? К.: Официального наряда не имеем. Поезд идёт, мы обеспечиваем ему благополучное следование. Приказание, наверное, получено из поезда».[10]

Как мы можем убедиться, приказания приходили совсем не из поезда.

По свидетельствам лиц свиты в 15 часов императорский поезд Литера «А» прибыл на станцию Дно. Однако В. Н. Воейков на допросе ВЧСК утверждал, что «в Дно мы приехали в 6 часов вечера».[11]

Это не единственные разногласия, касающиеся Дно. Происшедшие события покрыты плотной завесой тайны. Лица свиты пишут, что ничего особенного в Дно не было. «Станцию Дно мы прошли совершенно спокойно», – пишет Дубенский. Мордвинов вообще ничего об остановке в Дно не пишет, кроме того, что там была получена «непонятная телеграмма Родзянко».

Генерал Спиридович, не свидетель того, что происходило в царском поезде, но участник февральских событий, пишет, что «около 3 часов дня оба поезда благополучно прибыли на станцию Дно. На станции Дно был полный порядок. Жандармы произвели несколько предварительных арестов. Телеграфист представил повторную телеграмму Родзянко».[12]

Однако имеются интересные сведения, позволяющие считать приезд на Дно литерных поездов совсем не «благополучным», как нас стараются уверить Дубенский и Спиридович.

В книге псковского железнодорожника В. И. Миронова утверждается, что 1-го марта 1917 года на станции Дно императорский поезд был захвачен, а Император Николай II объявлен арестованным. В. И. Миронов в 1965 году был председателем комиссии по созданию музея железнодорожного депо станции Дно. Поэтому приводимые им документы в своём роде уникальны. По утверждению Миронова главную роль в задержании императорского поезда сыграл начальник станции Дно И. И. Зубрилин. Именно Зубрилину поступила телеграмма от начальника Виндавской железной дороги Л. А. Гринчука-Лукашевича следующая телеграмма: «Вам на станцию Дно следует поезд с императором Николаем, необходимо его задержать, чтобы не пробрался на Северный фронт действующей армии, примите меры, загромоздите пути крушением вагонов другого поезда. Этого требует от вас революция».[13]

Один штрих к биографии начальника Виндавской железной дороги Гринчука-Лукашевича. В 20-е годы, находясь в эмиграции во Франции, он станет членом-основателем и секретарём масонской ложи «Гермес» и членом ложи «Друзей Любомудрия».

Получив приказ от Гринчука-Лукашевича, Зубрилин вызвал инженера депо Н. Ф. Шуравского, и они стали планировать, как задержать поезд. Далее В. И. Миронов приводит следующий документ: «Из донесения в штаб корпуса войск Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Совете Народных Комиссаров; «Я, сотрудник Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, уполномоченный штаба Главного Управления войск Внутренней Охраны Республики и член РСДРП(б) – (Московская организация, членский билет № 624) Симонов Глеб Петрович настоящим свидетельствую, что тов. Зубрилина Ивана Ивановича знаю с 1916 года. Он в то время занимал должность начальника станции Дно Московской Виндаво-Рыбинской железной дороги, где как в начале, так и в момент февральской революции 1917 года, с немногими верными долгу революции товарищами принимал горячую активность в свержении самодержавия. […] Тов. Зубрилиным была составлена подложная путевка (путевой лист) и навстречу поезду Николая был отправлен товарный поезд. А вслед за этим поездом тов. Зубрилин лично с некоторыми товарищами сел на паровоз и отправился со станции вдогонку, чтобы в пути разбить отправленный поезд, дабы загромоздить путь... Но жандармерия заметила... и за станцией на стрелках, наставив револьверы, остановила паровоз. Тем не менее, поезд, отправленный ранее, прибыл на соседнюю станцию с подложной путевкой.

Пока жандармы «разбирались» с паровозом Зубрилина, события развивались так. Получив фиктивную поездную путевку о разрешении занятия перегона Дно – Полонка, навстречу царскому литерному поезду с целью организовать крушение в 13 часов из депо вывел свой паровоз машинист Алексей Суворов. С этой бригадой выехали заместитель начальника депо инженер Н. Ф. Шуровский и главный кондуктор, а к паровозу прицепили балластную вертушку. Стрелочник входных стрелок станции Полонка заметил в темноте приближающийся поезд, самовольно расшил стрелку и перевел на тупик, а сам с сигналом бросился навстречу литерному поезду. Стрелочник знал только одно, что поезд обычный пассажирский, светский, а кто в нем ехал, естественно, знать не мог. Он выполнял свои обязанности, находясь под страхом личной ответственности, под страхом быть судимым...

Паровоз с балластной вертушкой влетел в тупик и остановился. Паровозной бригады и заместителя начальника депо на нем не оказалось. Они, открыв регулятор перед самой станцией Полонка, покинули паровоз...».[14]

В целом приводимая В. И. Мироновым информация вполне похожа, за исключением некоторых деталей, на правду. Зубрилин пытался остановить литерный поезд возле станции Полонка. Станция Полонка находится примерно в 60 км. от Дно. Если попытка остановить поезд была осуществлена в 13 часов, то с учётом того, что литерный поезд шёл медленнее чем обычно, примерно со скоростью 80 км. в час, а попытка крушения, конечно, заставила поезд остановиться и какое-то время находиться без движения, то его прибытие в Дно в 15 часов вполне укладывается в обозначенный временной отрезок.

Но если исходить из приводимых в книге В. И. Миронова данных, то получается, что остановить поезд в Полонке злоумышленникам не удалось. Не смотря на это, чекист Симонов утверждает, что императорский поезд был всё-таки задержан, но задержан в самом Дно. «1-го марта 1917 года, – писал Симонов, – на станцию Дно прибыли представители ревкомов из Пскова и Великих Лук и наложили арест на царя Николая II и его свиту. Поздно вечером военному коменданту полковнику Фрейману с большим трудом удалось отправить арестованных в Псков, где последний царь из династии Романовых отрекся от престола».

Насчёт «представителей ревкомов» Симонов явно ошибался. 1-го марта, как и вообще в 1917 году, их ещё не существовало. Скорее всего, чекист имел в виду представителей исполкома, но 1-го марта, конечно, он был в единственном числе в Петрограде. В этом отрывке гораздо интереснее представляется упоминание о неком военном коменданте полковнике Фреймане, который если верить чекисту Симонову, отправил арестованного Государя в Псков. Вполне возможно, речь идёт о полковнике Карле Владимировиче фон Фреймане, бывшем командире 85-го пехотного Выборгского полка. Фон Фрейман был участником Восточно-Прусской операции 1914 года, награждён Георгиевским оружием, был ранен. После 1915 года данные о его прохождении службы не известны. Но известно, что в 1917 полковник с семьей переехал в Новгород. 11-го марта 1917 года, то есть сразу после переворота, наблюдается карьерный взлёт фон Фреймана: присваивают звание генерал-майора и назначают командиром 192-й пехотной дивизией. При большевиках работал писарем. Как враг советского режима был арестован и заключен в тюрьму. Скончался от болезни.

Во всяком случае, появление этого старшего офицера весьма интересно. Он явно не был одним из посланников Бубликова, которые тоже участвовали в захвате поезда. Мы видим, что Фрейман с трудом отбил поезд от посланников Совета. Тем не менее, он действовал тоже враждебно по отношению к императору. Отправляя царский поезд в Псков, Фрейман выполнял задание другой силы.

Не исключено, что при захвате поезда применялось огнестрельное оружие. Полковник Пронин вспоминал, что когда императора привезли 4-го марта в Ставку в Могилёв, то он, Пронин, глядя на вагон, в трёх шагах от него находившийся «был поражен большим на нем количеством каких-то царапин и изъянов. Покраска местами как бы потрескалась и большими слоями поотваливалась – «будто следы от попавших в него мелких осколков снарядов», – мелькнула мысль».[15]

В 15 часов 45 минут в императорский поезд пришла телеграмма от Родзянко: «Станция Дно. Его Императорскому Величеству. Сейчас экстренным поездом выезжаю на ст. Дно для доклада Вам Государь о положении дела и необходимых мерах для спасения России. Убедительно прошу дождаться моего приезда, ибо дорога каждая минута. Председатель Государственной Думы Родзянко».[16]

Любопытно, что Родзянко в своей телеграмме Государю подписывается как председатель уже фактически не существующей Государственной Думы, а не как председатель ВКГД, ставшего тогда уже фактическим революционным правительством.

Не будем пока касаться текста этой телеграммы, ни причины её отправки. Здесь важно отметить другое. Начиная со станции Дно, контроль над передвижением императорских поездов переходит к генералам верховного командования. Не случайно, Воейков направил свою телеграмму генералу Алексееву, прося его обеспечить беспрепятственный проезд до Пскова. Однако эти генералы действовали не сами по себе, а тесном единении с Родзянко.

Между тем, очевидно, что в Дно со стороны Родзянко готовилась попытка заставить императора либо отречься от престола, либо ввести Ответственное министерство с Родзянко во главе. В связи с этим весьма любопытна телеграмма, отправленная генералом А. А. Брусиловым 1-го марта в 19 часов на имя графа В. Б. Фредерикса для передачи Императору Николаю II. Брусилов посылал свою телеграмму в Дно, не зная ещё, что императорский поезд уже подошёл к Пскову. В своей телеграмме Брусилов писал: «По долгу чести и любви к Царю и Отечеству, обращаюсь к Вашему Сиятельству с горячей просьбой доложить Государю Императору мой всеподданнейший доклад и прошение признать совершившийся факт и мирно и быстро закончить страшное положение дела. Россия ведёт грозную войну, от решения которой зависит участь и всего нашего Отечества и Царского Дома. Во время такой войны вести междоусобную брань совершенно немыслимо, и она означала бы безусловный проигрыш войны, к тому времени, когда вся обстановка складывается для нас благоприятно. Это угрожает безусловной катастрофой и во внутренних делах».[17]

Какой «свершивший факт» просил Царя признать Брусилов? Почему это решение должно было предотвратить «междоусобную брань»? Эти же аргументы мы будем слышать через сутки, когда генералы Ставки будут настаивать на даровании Ответственного министерства, а потом и на отречении императора от престола. Поэтому, можно быть уверенным, что в телеграмме Брусилова речь шла о том же, о чём будет настаивать перед Государем генерал Рузский 2-го марта: об Ответственном министерстве или отречении. Из текста телеграммы Брусилова следует, что он знал о том, что должно было произойти на станции Дно и думал, что то, что должно было произойти – состоялось. Поэтому Брусилов убеждает императора подчиниться обстоятельствам. В этом и весь смысл его телеграммы.

Предположение, что Император Николай II был лишён свободы на станции Дно, находит многочисленные подтверждения в высказываниях и воспоминаниях участников тех событий.

Генерал Спиридович вспоминал, что 1-го марта в конце дня, он позвонил бывшему директору Департамента полиции, сенатору С. П. Белецкому, ожидавшего с минуты на минуту ареста. «Тоном убитого, совершенно расстроенного человека, видимо от душивших его слёз, Белецкий сообщил, что он только что узнал, что в Думе решено добиваться отречения Государя. Всё кончено. Бедный Государь. Отречение уже только дело времени. Поезд Государя уже задержан».[18]

Генерал К. И. Глобачёв вспоминает, что 1-го марта он находился в Царском Селе. «Ожидавшийся из Могилёва царский поезд не прибыл. Распространился слух, что Государь арестован и в Царское не прибудет».[19]

Полковник В. М. Пронин 1-го марта вечером находился в Могилёве в Ставке: «В городе уже ходили разного рода тревожные версии и слухи об аресте Государя».[20]

Княгиня Е. А. Нарышкина 1-го марта записала в свой дневник: «Тревога невыразимая – где Государь? Говорят, его задержали в Бологом. От него нет никаких известий».[21]

Княгиня О. В. Палей о событиях 1-го марта писала: «В восемь утра за великим князем [Павлом Александровичем] прислали автомобиль – ехать на станцию встречать Государя. Тот должен был прибыть в восемь тридцать. Великий князь ожидал на вокзале, в императорском павильоне. Спустя некоторое время он вернулся в крайней тревоге. Государь не приехал! На полпути из Могилёва в Царское революционеры во главе с Бубликовым остановили царский поезд и направили его в Псков».[22]

Генерал А. И. Спиридович вспоминал, что 1-го марта в Царском Селе все ожидали приезда Государя. «В 5 часов (вечера – П. М.) пришла первая весть: поезд Государя задержан, императора в Царское Село не пустят».[23]

Императрица Александра Феодоровна, не имея от него никаких сведений от своего супруга, пишет ему 1-го и 2-го марта два очень похожих друг на друга письма (№ 650 и № 651) с целью, чтобы хоть одно из них дошло до адресата. В них есть такие строки: «Это – величайшая низость и подлость, неслыханная в истории, – задерживать своего Государя. […] Они подло поймали тебя, как мышь в западню».[24]

Но самыми выразительным является распоряжение Родзянко, данное им после своего отказа приехать на станцию Дно для свидания с императором. «Императорский поезд, – указывал Родзянко Ломоносову, – назначьте, и пусть он идёт со всеми формальностями, присвоенными императорским поездам».[25]

Совершенно ясно, что раз Родзянко давал разрешение на отправление литерного поезда, да ещё указывал на соблюдение необходимых формальностей, значит именно от него, Родзянко, зависело, двинется царский поезд дальше, или нет.

Вот почему, сведения о том, что Император якобы не дождался Родзянко в Дно, что он якобы ему передал, что будет ждать его в Пскове, являются дезинформацией. Это Родзянко приказал отправить литерные поезда из Дно в Псков, и это Родзянко сам отменил свой приезд к императору.

В 19 часов 30 минут свитский поезд прибыл в Псков. Около 20 часов на запасном пути псковского вокзала мягко остановился собственный поезд Его Величества. Начался последний акт трагедии.